Слишком ли велика была усталость после всего пережитого в этот день Брусковым, или взволнованная Малевская отмерила ему слишком большую дозу лекарства, но он проспал и обед и ужин. За это время Мареев с помощью Володи успел разрезать пустой баллон из-под кислорода и приварить к его верхней части новое дно. Закончив эту работу, он вспомнил, что давно не разговаривал с поверхностью. За последние сутки было столько волнений и забот, что действительно можно было забыть многое, даже более важное. Но Мареева удивляло молчание Цейтлина. С некоторым беспокойством он подошел к микрофону и сейчас же заметил, что радиоприемник снаряда выключен. Он вспомнил вчерашний поступок Брускова и подосадовал на свою забывчивость.
Цейтлин так образовался установлению связи, что даже не расспрашивал, почему она была нарушена. Он спешил сообщить Марееву счастливую весть о прибытии бригады бурильщиков, которая через трое-четверо суток подаст в снаряд воздух, кислород и, по выражению Цейтлина, «все, что угодно».
Это была очень важная новость, но Мареев сейчас же понял, что она имеет значение лишь при условии отправления торпеды и только для тех, кто останется в снаряде. Если же все останутся ждать, то скважина подойдет слишком поздно: оставшегося кислорода даже при самом скромном расходовании хватит для четырех человек только на трое суток. Таким образом, торпеда оставалась единственным шансом на спасение.
— Очень хорошо, Илья, — сказал Мареев, быстро придя к этим выводам — Бурильщики увеличат наши шансы. Но все-таки нам не обойтись без помощи торпеды...
— Торпеды? Что ты этим хочешь сказать?
Мареев подробно ознакомил Цейтлина с действительным положением вещей и со своим решением отправить в торпеде на поверхность Володю и одного из взрослых членов экспедиции. Цейтлин был чрезвычайно поражен.
— Как же так, Никита? — спросил он. — Ведь раньше ты сообщал совсем другое о запасах кислорода. У вас должна была получиться какая-то экономия?
— Она и получилась. Но сегодня ее пришлось всю целиком израсходовать и сверх того много истратить из основного запаса...
И Мареев осторожно рассказал Цейтлину о внезапной болезни Брускова, которая вызвала необходимость в усиленной трате кислорода как для него, так и для остальных членов экспедиции, много работавших в эти тяжелые часы. Что касается воды, то ее так мало и так приходится уже страдать от жажды, что надеяться на электролиз нечего.
В конце концов Цейтлин, до-нельзя огорченный, все же согласился, что без отправления торпеды не обойтись. Решили, что Цейтлин немедленно начнет готовить площадку для приема торпеды, всячески ускоряя в то же время работу бурильщиков.
Отправление торпеды назначили на восемь часов утра следующего дня. Необходимо было проверить ее механизмы, радиостанцию, зарядить аккумуляторы, обеспечить людей продовольствием и водой. Дел оставалось много, и они требовали добавочного расхода кислорода для увеличения работоспособности людей.
Окончив разговор с Цейтлиным, Мареев позвал Володю и спустился с ним в нижнюю камеру. Надо было начать снаряжение торпеды в долгий, опасный путь.
После перемены положения всего снаряда торпеда лежала почти горизонтально, днищем на трехногом домкрате, а корпусом на трех слегка изогнутых полозьях, протянутых до выходного люка.
— Никита Евсеевич, — сказал Володя, разворачивая длинный провод для зарядки аккумуляторов, — Никита Евсеевич, с какой скоростью сможет итти торпеда в этих породах?
— Если в габбро она могла делать по восемь метров в час, то здесь не менее десяти, — ответил Мареев, тщательно осматривая выходной люк торпеды.
— Значит, в пути придется быть около восьмидесяти шести часов, или трое с половиной суток, — подсчитал Володя, думая о чем-то своем.
— Да, немного больше этого, — согласился Мареев. — Я тебе потом подробно объясню, как нужно будет вести торпеду, — добавил он.
Володя помолчал, сохраняя все то же выражение сосредоточенности. Задумчивость не покидала его с тех пор, как было твердо решено, что он отправится в торпеде. Через некоторое время он опять обратился к Марееву:
— Никита Евсеевич, а какой запас кислорода будет в торпеде?
Мареев повернул голову и бегло посмотрел на него.
— На четверо суток, — ответил он.
— Для полного... то есть нормального дыхания? — продолжал допрашивать все с тем же сосредоточенным видом Володя.
— Да, конечно...
После короткого молчания Володя опять спросил:
— А в снаряде сколько останется кислорода? На сколько времени?
— Чего это ты допытываешься, Володя? — спросил в свою очередь Мареев и, не дождавшись ответа, сказал: — После вашего отъезда в снаряде останется некоторая часть кислорода из того, что приходилось бы на вашу долю. Благодаря этому остающиеся смогут, экономно расходуя его, ждать около пяти суток.
— Пять суток... пять суток... — задумчиво повторял Володя. — И не больше, Никита Евсеевич?
— Может быть, немного больше.
— Но ведь и в торпеде можно экономно дышать, — быстро сказал Володя. — Зачем же давать нам полный запас? Оставьте еще немного для себя...
Мареев усмехнулся и покачал головой.
— Спасибо, Володя... Но этого нельзя делать... Мало ли что случится с торпедой в пути! Скорость, может быть, будет не та... Какая-нибудь неожиданная задержка... Ну, иди, присоедини аккумуляторы...
Когда Володя уже скрылся в торпеде, Мареев сказал ему вслед:
— Через пять минут после того, как начнется зарядка, пусти на малый ход буровой аппарат...