Володя стоял красный от радости и смущения.
— Я... я очень боялся, Никита Евсеевич... Там было очень страшно...
— Володя... — послышался слабый голос Брускова, — подойди сюда...
С радостными восклицаниями все бросились к его гамаку. Брусков лежал бледный, с широкой перевязкой, закрывавшей всю правую половину его лица.
Он протянул руку и, слабо пожимая пальцы Володи, сказал:
— Никита прав... и я теперь... твой друг... Володя... на всю жизнь...
Потом закрыл глаза и, не выпуская Володиной руки, тихо произнес:
— Теперь... расскажи мне все... как было...
Когда все уселись вокруг гамака Брускова, Володя начал подробный рассказ.
Полнозвучными голосами, спокойно и уверенно, пели моторы. Тихий скрежет доносился из нижней буровой камеры. Как долгий осенний дождь, шуршала порода за стеной. Голубые сумерки лились из одинокой лампы. Было так уютно, спокойно сидеть здесь, в несокрушимой безопасности каюты, среди своих, бесконечно близких и дорогих людей, чувствовать на своем плече теплую руку Нины, ощущать надежную близость Никиты Евсеевича, видеть бледное, наполовину скрытое повязкой лицо Михаила, почти из могилы вырванного его, Володиными, руками...
Как кошмар, вспоминается ему теперь ужасное, невыносимое одиночество в маленькой торпеде, затерявшейся в бесконечном каменном океане габбро...
Вечером снова разговаривали с поверхностью. На экране перебывали все, кто был близок и дорог членам экспедиции. Цейтлин прочитал отрывки из газет, переполненных статьями и заметками по поводу возвращения торпеды, восторженными сообщениями о подвиге Володи и Брускова, их биографиями и портретахми. Потом на экране показались родители Володи. Увидев его бодрым и веселым после смертельной опасности, грозившей ему, они от волнения долго не могли выговорить ни одного слова. Делегация пионеров передала Володе восторженный привет от всех его товарищей.
Этот вечер превратился в настоящий праздник для членов экспедиции, вновь так счастливо соединившихся в стальной оболочке снаряда.
* * *
Снаряд продолжал свой спуск в глубины.
При очередной смене вахтенного, уже в присутствии Володи, встал вопрос, который лишь на время был отодвинут исключительными происшествиями последних дней.
Температура окружающей породы возрастала все больше и была значительно выше предполагаемой.
— В момент аварии фидера, — сказал Мареев Володе, — ты высказал предположение, что мы приближаемся к бассейну магмы и что этим можно объяснить резкое повышение температуры породы. Я думаю, что ты был не так уж далек от истины.
— А что это, плохо или хорошо для нас? — спросил Володя.
Мареев немного подумал и ответил:
— Видишь ли, если мы приближаемся к изолированному остывающему магмовому бассейну, то я не сказал бы, что это плохо для нашей задачи. На такой глубине магма остывает медленно, в течение столетий и тысячелетий, и наша электростанция будет надолго обеспечена ее постоянным и ровным теплом. Хуже, если этот бассейн не изолирован, а сообщается с более глубоким и обширным бассейном магмы, который постоянно питает периферический бассейн и не дает ему остывать.
— А может быть, мы приближаемся именно к этому главному бассейну?
— Нет, не думаю. Это невозможно на такой глубине. Все ученые сходятся во мнении, что основные очаги магмы располагаются на больших глубинах, примерно в ста двадцати — ста пятидесяти километрах от поверхности. Если температура будет повышаться с такой же быстротой, как до сих пор, значит, магма залегает примерно на глубине тридцати-сорока километров. Следовательно, это может быть только периферический, а не главный бассейн. Весь вопрос в том, находится ли он в постоянной связи с основным.
— Какое же это имеет значение для нас?
— Очень большое... Такой не изолированный бассейн похож на заснувший вулкан. Он постоянно готов к действию. Никогда нельзя поручиться за него. Может быть, завтра, может быть, через год или через пять тысяч лет в основном бассейне давление газов и паров достигнет критической точки. Тогда магма вдруг взорвет окружающие породы или ворвется в бесчисленные, закупоренные сейчас, трещины, внедрится в выше лежащие толщи земной коры, а может быть, доберется до поверхности и разольется на ней. Конечно, первой жертвой на пути магмы явилась бы наша, электростанция, и поэтому строить ее в таком опасном соседстве было бы в высшей степени неразумно.
— Я думаю, — вмешалась Малевская, отрываясь от вахтенного журнала, — что вряд ли возможно ожидать такой катастрофы под спокойной уже много тысячелетий Русской равниной...
— Спокойной только на поверхности, Нина, — возразил Мареев. — А что происходит под нею на больших глубинах, какие катастрофы назревают сейчас под ее обманчивым спокойствием — мы об этом ничего не знаем.
— А вот этот глубокий основной бассейн магмы — он очень большой? — допытывался Володя.
— Да, если он здесь имеется, то, вероятно, очень большой. Но все-таки не настолько, чтобы образовать непрерывную, сплошную массу под верхней, каменной оболочкой земли... Теперь уже мало найдется ученых геологов, придерживающихся старой теории об огненножидкой внутренности земли. Сейчас почти не вызывает споров мнение, что весь земной шар состоит из нескольких шаров, как бы вложенных друг в друга. По этой теории каждая из концентрических оболочек имеет различный химический состав, физическое состояние и мощность. Более или менее хорошо мы знаем только то, что относится к внешней, поверхностной оболочке, на которой мы живем и толщина которой не превышает ста — ста двадцати километров. Но радиус земли равен шести тысячам тремстам семидесяти восьми километрам. По сравнению с ним эта первая оболочка совершенно ничтожна и может быть скорее названа просто пленкою. Оболочка состоит из известных нам минералов, и в среднем ее удельный вес равен двум и семи десятым, то есть она в два и семь десятых раза тяжелее воды. Между тем нам давно известно, что удельный вес всей земли в целом равен пяти и пяти десятым. Это значит, что земля в целом в два раза плотнее своей верхней, тонкой оболочки. Отсюда можно сделать вывод, что в глубинах земли содержатся гораздо более тяжелые вещества, чем в этой внешней, каменной оболочке. И действительно, благодаря новейшим методам исследования науке удалось кое-что понять в этих таинственных, недосягаемых пока для человека глубинах земного шара. Особенно помогло изучение путей и быстроты распространения сейсмических волн, вызываемых землетрясениями. Вообще, из девяноста двух простейших химических элементов, из которых построен земной шар, лишь очень немногие находятся в земле в больших количествах.