Победители недр (Первое изд. 1937 г.) - Страница 16

— Да будет тебе, Михаил! — с сердцем сказала Малевская. — Перестаньте мучить ребенка! Ты их не слушай, милый, они шутят, — говорила она, ласково наклоняясь к Володе.

С едва сдерживаемой жадностью, обжигаясь, Володя ел горячий бульон, опасливо поглядывая на Мареева, когда тот, взволнованно расхаживая по каюте, приближался к столу. Еда и пережитое волнение совсем разморили Володю, его глаза сделались сонными, веки тяжелыми. Он теперь только почувствовал, как устал, разбит, как болит все его тело. Держась за теплую руку Малевской, словно в полусне, он добрался до гамака, низко повешенного под люковой лестницей. Он не помнил, как раздевался; может быть, эти быстрые руки раздели его и укрыли легким, пушистым одеялом.

Последнее, что он почувствовал, было ласковое прикосновение к его круглой, остриженной голове. Перед тем как окончательно уснуть, он улыбнулся и прошептал:

...

Она меня за муки полюбила,

А я ее — за состраданье к ним...

Не успев отнять руки от его головы, Малевская с широко раскрытыми глазами застыла над Володей. Потом выпрямилась, отвернула занавеску и обернулась к Марееву и Брускову:

— Слышали?.. Цитату?..

— Еще бы не слышать! — проворчал Мареев, с ожесточением перелистывая Володину книжку.

— Вот тебе и Шекспир! — отозвался Брусков. — А славный мальчуган, право! — прибавил он, улыбаясь. — Ему сколько может быть? Тринадцать, наверное... Самые заячьи годы. Неискоренимо, должно быть, заячье племя на веки вечные. Замечательный мальчишка!

— Вот повозишься с ним, когда самим туго придется, тогда и восхищайся, — все еще недовольно сказал Мареев.

— Отчего не повозиться? Я готов! Да ведь все равно сделать ничего нельзя. Это тебе, сам говоришь, не «Челюскин».

— Задал задачу мальчишка! — продолжал, хмуря брови, Мареев. — Ведь что теперь его мать переживает1 И что с ней будет, когда узнает, где он!

— Ну, Никита, не надо так... — сказала примиряюще Малевская, усаживаясь возле него. — Михаил прав, надо принимать факт, как он есть, раз невозможно его изменить. Жаль, конечно, его мать, но ясно, что мальчик будет уже с нами до конца.

— Вот это-то и обидно! Создаст такой мальчишка факт, — говорил, успокаиваясь понемногу, Мареев, — а три взрослых человека должны преклониться перед ним. Вот что обидно!

Мареев взглянул на круглые стенные часы:

— Однако, уже ровно двадцать два часа. Моя вахта кончилась еще полчаса назад. Идем, Нина, тебе заступать.

И Мареев поднялся, как бы показывая этим, что дальнейший разговор о неожиданном пассажире он продолжать не намерен.

Они спустились в нижнюю камеру снаряда.

Камера представляла усеченный конус, высотой около двух с половиной метров, с вершиной, обращенной вниз. На полу два таких же мотора, что и в верхней камере. Между моторами, в центре круглого пола, возвышался конусовидный аппарат из массивных стальных деталей. Сквозь его вершину, начинаясь у самого потолка возле верхнего люка, уходила вниз толстая стальная штанга. Рядом с ней свешивались с потолка еще две такие же штанги, длиною по два метра каждая. При прохождении небольших подземных пустот эти штанги могли, автоматически навинчиваясь друг на друга, выдвигаться вперед, нащупывая снаряду опору и поддерживая его движение в пустоте. К круглой стене камеры был прикреплен распределительный щит с рубильниками, кнопками, выключателями для управления механизмами и аппаратами снаряда.

Дальше по стене размещались приборы, помогающие ориентироваться в окружающей среде и направлении снаряда. Тут были: новейший, чрезвычайно чувствительный глубомер Нефедьева, дающий показания о движении снаряда по вертикали с точностью до одного сантиметра; автоматический указатель и регулятор направления, не позволяющий снаряду уклоняться от раз заданного ему направления; разнообразные автоматические и самозаписывающие измерители плотности и твердости встречающихся на пути горных пород, их температуры, влажности, радиоактивности. Все эти приборы, а также доски и шкафчик с инструментами были свободно подвешены, и, в случае перемены направления снаряда из вертикального в наклонное или горизонтальное, они без затруднения принимали нужное положение. Лишь моторы и конус опорных штанг были наглухо прикреплены к своим основаниям. В сущности, эти моторы являлись индивидуальными электроприводами бурового аппарата, его составной частью. Вместе с ним они меняли СЕое положение в пространстве.

Сейчас работал лишь один мотор, наполняя помещение низким гудением; другой находился в резерве на случай аварии первого. С гулом мотора смешивались шорохи, скрипы и негромкий скрежет, доносившиеся из-под пола. Это работали боковые ножи из сплава «коммунист» и мощный тупоносый бур. Под давлением колонн и тридцатипятитонной тяжести снаряда они вгрызались в окружающие породы. Пол камеры сотрясался мелкой дрожью, и ее сейчас же почувствовали Мареев и Малевская, когда спустились в нижнюю камеру из шаровой каюты.

— А знаешь, Никита, — сказала Малевская, наклоняясь к счетчику оборотов мотора, — если в течение шестисеми месяцев непрерывно испытывать дрожание пола, эта непременно отразится на наших ногах: им не поздоровится...

— Да, пожалуй, ты права, Нина, — озабоченно ответил Мареев, беря со столика, прикрепленного к стенке, вахтенный журнал. — Мы этого не предусмотрели, и надо будет что-нибудь придумать для уничтожения или хотя бы частичной нейтрализации этой неприятности... Ну, записи я успел сделать как раз к тому моменту, когда состоялось эффектное появление мальчика... А! Как тебе нравится? — усмехнулся Мареев. — «Смена»! Передай ему, говорит, опыт... Опыт, которого у нас самих еще кот наплакал... Негодный мальчишка! По существу, стоило бы не ухаживать за ним, а хорошенько отодрать за уши.